Записки из неволи
На сохранении
Записка первая
Пишу вечером, ничего еще толком не знаю. Основное — колют что-то сохранное и что-то для мелкого для легких на всякий случай. Сохранна, стабильна, утром УЗИ. Политика такая, что если угроза эпизодическая, то сделают обследования, и если ничего жутко кошмарного не найдут, то выпишут домой. На обследование уйдет неделя.
Не дергайся, не волнуйся, не мотайся сюда каждый день, я прекрасно понимаю, что времени не хватит на работу — домой — и еще успеть сюда. Дома дел много. Не рвись. И не переживай. Просто позванивай в справочное и спрашивай, не собираются ли меня выписывать. Пожалуйста, никаких дурацких идей с никакими дурацкими мобилами, а то мы с тобой к моменту расплаты за нее укатим наш мерседес в ломбард (по принципу картины «Бурлаки на Волге») Дома — ничего глобального. Кроватку пока не собирай — будет мешать двигать мебель, когда я вернусь.
Не знаю, что тебе еще сказать, чтобы тебя утешить. То, что я тебя очень-очень люблю, ты уже знаешь. То, что страшно за тебя волнуюсь, и ужасно без тебя скучаю, ты тоже знаешь. То, что думаю о тебе каждую секунду... Я очень надеюсь, что все это ненадолго и несерьезно, и что через неделю я вернусь домой.
Не обижайте пекинеса, ставьте ему водичку, хоть ненадолго. Цветы поливать по принципу — если земля в горшке влажная, можно не поливать, лучше недолить, чем перелить. Но внимательно: обязательно по чуть-чуть поливать кашпо у нас в комнате, на кухне то, которое с палкой и герань в туалете. Никого не забывать (нет, бутылку с садом на окне можете забыть) В пылесосе поменяйте мешок. Питку от меня поцелуй и скажи, что через неделю (не раньше!) я буду уверена, что она самая лучшая девочка в мире. Да, почти забыла, на кухне в пластиковой круглой чашке лежит такой суккулент, похожий на виноград, так вот это можно не поливать вообще, и даже землю не щупать.
С соседкой по палате мне гениально повезло. Если только не очень цинично так сказать. Она глухонемая, и ее совсем не беспокоит, как я кашляю.
Скажи Питке, чтобы нашла свои серые туфли на шнурках, и если они ей нормально, пусть уже ходит в них. Пускай одевает куртку бирюзовую, которая в прихожей на плечиках, светло-бежевый берет и большой легкий платок, такой «шелковый» с цветами, я ей давала. Только пусть не носит свою восьмимартовскую ядовитую тряпочку, а то я умру от стыда потом.
При случае привези бутылку «Селивановской» — пить здесь нельзя ничего, можно стать козленочком, а у нас цель совсем другая.
Как-то очень резко потеряла вес — 58.600 осталось от 62.000. Не страшно.
Утром такой диалог: «Перед УЗИ вам надо выпить 1,5 литра воды!» — «Как, мне всего в сутки можно литр, а вы предлагаете мне ухнуть сразу полтора, так что же я дальше делать буду?» — «Ничего, один раз можно... Как, у вас не маленький срок????»
Обхохочешься...
Записка вторая
День второй. Классический фильм ужасов: утробно урча, скачивают кровь в большие такие пробирочки и при этом заботливо интересуются: «Ты утром хорошо поела? В обморок не упадешь?» Наверное, обморочная кровь, она для них вредная... И, доверчиво глядя в глаза, сладострастно сообщают: «Для этого (какого-то) анализа надо МНОГО крови, если крови будет мало, мало будет сыворотки и скажут брать повторно...» Колют все тоже самое. Из таблеток — умора — выписали валериану в таблетках (назначили!), но тут же успокоили, что у них ее все равно нету. Сразу вспомнила: в «Доктор — 2000» терапевтша писал, что я «адекватна» и «сознание ясное». Судя по валерьянке, эти усомнились. Были на УЗИ. Помнишь, я тебе говорила, что до родов стану единственным обладателем эксклюзивной информации? Фиг. Не вышло. Врачиха-узистка, стервозная, как Джерри Холливелл, процедила сквозь зубы, что она вообще никому и никакой информации не дает. Из принципа. Не для того сидит. И, вообще, как мне потом сказали, у них пол будущего ребенка если и определяется, то нигде не фиксируется, из каких-то странных этических соображений. Мормоны, ей-богу. И вот в итоге все этой шпионско-мормонской истерии, все, что удалось мне узнать (и то, только потому что считали вслух, что-то на что-то перемножая, а уши у меня, слава богу, мытые...) так это то, что они подтверждают, что развитие соответствует 31 неделе, а предполагаемый вес — 1600. Посмотри по каленадарю, много это или мало?
Сегодня утром была врач с обходом. Обличительно спросила у меня мой вес. Я ей гордо, как на Выставке Достижений, отвечаю, что 58.600..."А при жизни?« — спрашивает она подозрительно. И тут я расслабляюсь, и, как последний Штирлиц в борделе, говорю ей — 50. (Думая, конечно, и о том, что как бы не оказалось теперь слишком мало). Она делает на меня большие глаза и говорит: «А вы знаете, что вы перебираете вес?» На языке крутится вопрос: «А где ты была, крошка моя, когда я весила 62?» Немая сцена. Нет, им, конечно, было с чего решить, что я неадекватна.
Кстати (точнее, некстати): бананы просто отвратительные: мелкие, кривые, перезрелые и приторные! Пожалуйста, не надо таких больше — придется выбрасывать. Кормят никак. Ото всей еды исходит настолько страшный запах, что это просто что-то мистическое. Когда я вчера неподготовленно выперлась на обед (имея в виду, что у нас с тобой с утра маковой росинки...), и мне налили тарелку борща... и я по наивности ее нюхнула... Короче, я ее чуть не выплеснула, и потом долго тяготилась ее близким соседством и ждала, когда ЭТО можно будет отнести в грязную посуду. Я-то, наивная, думала, что Музыкальный клуб — это общепит... что Оладьевая — это общепит... в конце концов, что Пирожковая — это общепит... Нет , правы они, правы с моей адекватностью...
Сегодня утром, несмотря ни на что, мужественно пошла завтракать. Каша испугала сразу. Но раз уже вышла, без энтузиазма протянула чашку под кофе и промямлила: «Мне немножко, полчашечки, вредно...» Мне щедро налили кофе и сунули в руки бутерброд. Я все это унесла для изучения. С кофем было просто — его я вылила в раковину сразу. Большой кусок обмылившегося маргарина на бутерброде громко пах ваксой. Но... еще более большой и страшно резиновый на вид кусок сыра пах еще гораздо хуже. Но, на самом деле, все не так ужасно. Если не пить воду из-под крана, то булочки, яичного желтка и яблока вполне хватает. Плюс бананы и печенье. При нашем-то избыточном весе... Чай здесь лаконичный: тебе наливают чаю, а ты сам добавляешь себе пакетик с заваркой и сахар, естественно, из собственных запасов. Но, думаю, что везти мне этого не стоит. Не доверяю я ихнему кипятку. А вот свой кипятильничек — нельзя.
К вечеру разгулялись и выписали еще таблеток. Эуфилин. Сразу дали аж 3 таблетки. Сказали, что дозняк до завтрашнего утра. А там дадут эфедрин, а может, если буду хорошо себя вести, расщедрятся на какие-нибудь более жесткие наркотики (шутка... ха-ха...) Моя политика: беру все с понимающе-заинтересованным видом, подробно расспрашиваю, зачем и отчего и иду лечить унитаз.
Приходила моя маман, принесла карточку телефонную. Мои потребности: хочу знать (подробно) что происходит дома. Как Питка? Как мама? (Передавай ей привет) Не объявил ли мой любимый пес голодовку (а может, ты ему ее объявил?) Как у тебя с работой? Какие планы на неделю? Что нового? Чем вы с Питкой кормитесь?
Кроме минералки («Селивановская» из расчета 1 бут = 1 день, т.е. полный рацион жидкости на сутки) нужна моя «Матерна», «Витаон», можно пакет клинских сушек... Хотела из чтива чего-нибудь такого... жизнеутверждающего... но правда сама пока мало себе представляю, что бы это могло быть. Правда, можешь привезти Мандельштама (???) только положи его, пожалуйста, в такую гибкую прозрачную папочку (была на гладильной доске), а потом в наш НДЦ-шный конверт (суперобложка хорошая, жалко!). Буду читать его мелочи вслух (благо — соседке не помешаю). Можно что-нибудь молочное (сливки — ряженка — кефир — сам знаешь, что...)
Повторно я настаиваю: хочу знать, что дома. А еще: маникюрный набор и розовый тюбик с кремом для рук. Еще раз: как там Питка? И вообще, это у тебя нет бумаги или у меня нет бумаги?
Как ты спишь без меня, мой бедный мальчик? Димочка мой, солнышко мое, счастье мое, жизнь моя. Не скучай сильно, все будет хорошо, нас обязательно выпишут, а то как же наши гонки по ночной Москве? Я очень тебя люблю...
Страшно хотим лимон: порезать, посыпать сахаром и съесть, но в их условиях это так же невозможно, как и в космическом пространстве. И вообще это глупо, жестоко и бессмысленно — вырывать человека из его нормального жизненного пространства.
Да, совсем забыла, это важно: внеси с балкона пуховик!
Записка третья
Сегодня утром заходит врач. Она: «Ну, как мы себя чувствуем?» — Я: «А это Вам виднее...» Мелкому отменили уколы для развития легких. Вроде как успокоились. Основные претензии ко мне — излишний вес, врач сказала что то, что на мне нет никаких явных отеков, еще не значит, что их нет вообще. На мне есть скрытые отеки. Внутри, в тканях. И с ними надо бороться. Эфедрином. Который усиливает гидролиз в тканях. И который мне дают аж по 4 табл. в день. Я с горя решила по 2 табл. выпивать (т.е. 0.5×4) и пошла ее, заразу, ломать пополам. Она пополам не хотела, я давай искать подручные средства. Не алюминиевой же ложкой ее ломать. Ну и я, от большого ума, беру телефонную карту, ставлю на таблетку, делаю КИЯ! Результат: таблетке хоть бы хны, а телефон теперь от карточки отказывается. Причем, зараза, с особым цинизмом пишет: «Уберите Вашу карту. Она у Вас негодная». Я взбесилась, но быстро приспособилась его дурить: если подышать на чип, пару минут телефон его (т.е. карту) приемлет.
Еще одна милая подробность: воды горячей здесь не идет. Мы с мелочью прозябаем немытые, и решаем, кто из нас раньше завшивеет. В любом случае, нашу легкую диету мы долго не выдержим. Наших «скрытых резервов» надолго не хватит. Расположение палаты, как ты понял, гениальное: окно в окно с постом. Им видно все, что у нас, нам — что у них. Через окно утром здороваемся. Во время обхода сегодня врач: «С угрозой, в окне, холодно так, хотела я зайти, отругать, но передумала.» Нормальная, надо сказать, тетка. Молодая и без прибабахов. К выходным, думаю, выпишут вряд ли: анализ мочи был страшен на вид, розовый. Пока раза два его не переберут, не успокоятся. Правда, сейчас бок почти не болит, так что я надеюсь на вторник-среду-четверг. На той неделе выпишут. В любом случае, даже если не смогу тебе сообщить, завезу кулек к бабушке в Отрадное и поеду домой. Кстати, про аферу с халатом забудь: мужиков-медперсонала здесь нет, так что не проканает. Дурею от скуки, от грязи, от запахов, от всего. Хочу домой. В крайнем случае, надо будет на той неделе выбираться под расписку. Так сказать, под свою ответственность. И мелкому тут тоже не нравится... вечером я начинаю реветь, а он так тихонечко ладошкой — шлеп-шлеп: «Эй! Я тут!» Я ему говорю: «Конечно, мы же вместе все, у нас хорошо, мы стойкие и совсем не станем плакать». И все же долго мы не выдержим.
Домой! Вид из окна уже доканал. Страшно удручает, что на деревьях уже раскрываются почки — смотришь в окно и такое чувство, что здесь уже чуть ли не месяц. На морду знаю всех окрестных собак. Домой! Дома куча дел, которые обязательно нужно успеть сделать, пока не родился мелкий. Окна помыть... для мелкого вылизать до блеска кусочек норки.
Хотя я уверена, что в выходные без меня вы с Питкой будете просто счастливы: никто не будет вам мешать бездельничать.
Вот уже 4 день мы вынужденно не едим соленого. Просто без вариантов. Еще чуть-чуть и мы с мелочью будем готовы умереть за банку икры.
Записка четвертая
Димочка... Пока насчет выписки узнать ничего не удалось: в пятницу видела своего врача только один раз — стремительно пробегающей мимо (чтобы мне с моей нынешней скоростью ее догнать, пришлось бы кидать на нее лассо), а в субботу-воскресенье ее не было вообще. Сейчас расскажу душераздирающую историю.
В какой-то из дней, вроде бы, в четверг, моя маман, как она говорит, по совету твоей мамы, решила поговорить с моим врачом... Та как раз шла мимо и меня так это спрашивает: «Там кто-то внизу хочет поговорить о тебе». Я так обреченно: «Ну это, наверное, моя мама...» Проходит полчаса, она несется (врач) ко мне, шары на лбу, вид — не опишешь. «Ну, знаешь... меня еще никто так не подставлял!!!» Я: «А что такое?» Она начинает мне рассказывать: «Я начинаю объяснять общую картину — первые роды — недоношенный ребенок, потом два самопроизвольных выкидыша, привезли к нам с угрозой преждевременных родов..., а она меня перебивает и говорит: „Какой недоношенный ребенок??? Какие выкидыши? Вы что-то путаете! Вы мне совсем не про мою дочь рассказываете!“ Я дурею, начинаю мямлить насчет того, что... а, это значит, совсем другая Зайцева... у нас их две... у нас в хороший сезон бывает пруд пруди этих Зайцевых... короче, несу первое, вообще, что приходит в голову. Потом понимаю, что этот разговор вообще потерял саму возможность какого-то смысла...» И тут моя маман игриво осведомляется: «А можно ли узнать, кто должен родиться — мальчик или девочка?» Врач ей отвечает: «Вот родится, тогда и узнаете, потерпите, не так уж много и осталось...» Короче, они жмут друг другу руки и расстаются, и маман летит под окно, весьма довольная собой и врачом, вопить мне, что она все-все узнала, и врач у меня просто обаятельная, а та летит вне себя ко мне и вопит, что мол, я должна была ее предупредить, и никто еще не делал из нее такую дуру. Я катаюсь по полу. Занавес.
А вообще, в свом здесь пребывании я дошла уже почти до ручки: есть не могу — ничего не хочется, спать тоже уже не могу — дурно. Ну и лежать, ходить не могу — тошно.
Постоянно думаю о том, что вот, если приеду домой, заберемся мы с тобой на диван, обниму тебя и буду рыдать часа два, пока не успокоюсь.
Как у вас прошли выходные? Маман моя сказала, что в воскресенье должна была приехать твоя мама? Чувствую себя достаточно стабильно: постоянно или неважно или просто паршиво. Очень поганая здесь энергетика.
PS Привези мне рулон туалетной бумаги.
Записка пятая
Вчера день был совершенно безумный. С самого утра девочка, соседка моя глухонемая, начала рожать. У нее точно такой же срок, как у меня, тоже угроза, к тому же ее собирались скоро выписывать домой. Я ошалела. Правда, кончилось все более-менее нормально, она к 12 часам родила девочку живую, но совсем мелкую, и как написали в бумажке-сопроводиловке, «с хрипами и незрелыми легкими».
Потом начал по очереди залетать весь медперсонал с большими глазами и вопить: «Везде срочно порядок, идет обход!» Не знаю, как кого, но меня, может, ввиду моего близкого соседства с постом, просто доконали: «У тебя «Матерна»? Под матрас!"- "Плейер убери куда-нибудь подальше!«- «Это — прячь! То — убери!» И так залетали каждые 10-15 минут. Наконец, все рассовали и повисло тягостное такое ожидание. Проходит час — никого нету. Потом смотрю на часы и понимаю, что время к половине первого — вот-вот должна притопать бабушка. Живо себе представляю — обход, главврач, я еще и одна в палате и бабушкины крики под окном. Скандал. Ну, в общем, через окно с поста слышу их. «Все. Пришел. Пошли.» И под окном слышу залихватский такой вопль: «За-а-айцева-а!» Быстро кидаю бабушке записку и — тишина.
Ну, потом дали вдруг горячую воду, мы с мелочью на радостях полезли плескаться (время — после обеда, думаю, никто не гарантирует, что вода продержится до вечера). Вылезли, что-то нас зазнобило. Понесли градусники, температура — выше крыши. Стряхнула до 36,4 — отдала. Легла. Знобит, тошнит, колотит, по животу — спазмы. Сразу услужливо сама себе напомнила, что судя по опыту, больше трех дней на сохранении не лежу. Две мысли: как бы не родить и как бы не выкинули.
Обошлось и без того, и без другого, но до сих пор еще толком в себя не пришла. Естественно, сразу заболел бок и в прежнем объеме вернулся кашель.
Что надо — бутылку «Селивановской» — а то я уже допиваю всю воду. И, кстати, можно было бы парочку помидоров — они их пропускают, но непременно с маленькой баночкой соли (ну, или пакетиком).
Опять дико пахну молоком. Язык обложен после температуры.
Димка! Просьба — позвони, пожалуйста, бабушке и объясни ей, что у меня окно в окно пост, а то она вчера стояла и вопила, что надо бы мне веревочку принести, чтоб я могла, как все нормальные люди сама себе пакеты поднимать. С чем угодно. Она мне нравится — такая наивная, спрашивает меня: «Ты все ешь, чем там кормят?» Я говорю, ничего не ем. Она: «Ты такая капризная, я вот спрашивала, мне сказали, что кормят замечательно».
Ну, и как всегда, она спрашивала, что принести, я попросила из универсама маленькую пластиковую фасовку морской капусты и маленькую серую булочку с отрубями. То, что она под этим подразумевала, отдаю тебе, капусту скорми кошкам, только много не давай, будет понос (капуста с оптового, бочковая, не салат), Пуночка такую просто обожает. А пакет с «Малышком» отдай Питке, я думаю, она не откажется.
Записка шестая
День выдался страшно насыщенным. Сначала переселяли. Мы с моей соседкой насмерть рубились за то, чтобы нас опять селили вместе и не добавляли стресса беременным женщинам (т.к. обе считаем, что нам друг с другом повезло — тут такие индивидки ходят — бытовой сифилис собственной персоной.)
Добившись, начали рубиться дальше — теперь уже за то, чтобы поменяли рубашки (все мои многократные просьбы заменить рубашку решительно отвергались — «только через неделю», говорили они и в конце концов «рубашки через неделю» оказались «вареньем на завтра», потому что в понедельник на мое резонное требование рубашек не оказалось, как и во все предыдущие дни. Попа у рубашки вся в кровавых разводах от уколов и пахла она... ну это просто не передать.) Рубашек добились, наконец, тоже.
Потом пришла врач. Которая обещала поговорить о выписке. Послушала мелкого. Спросила, как мы себя чувствуем. Я ее заверила, что никогда мы с мелким не чувствовали себя так хорошо, как сегодня, а завтра мы бы чувствовали себя еще лучше, при условии, что нас отпустили бы домой. Она сказала, что, может быть, завтра и выпишут, но она еще твердо не решила и ушла.
Я ей почему-то не поверила. И, как оказалось, правильно сделала. Она вернулась через три часа и сказала, что с выпиской придется подождать, потому что решили, что коль скоро угроза существует, на всякий случай еще подстраховаться и проколоть внутривенно глюкоза+ аскорбинка + кокорбоксилаза, чтобы поддержать мелкого на случай, если он все же родится не очень доношенным. Курс небольшой и, вроде, если никаких осложнений у нас не будет, то в субботу утром нас выпишут. (Я спросила про пятницу, но она как-то с сомнением сказала, что скорее в субботу), возможно даже, что в субботу меня можно будет забрать уже утром рано, т.к. из врачей никого уже не будет, кроме дежурных, а значит, выписку подготовят уже в пятницу.
Ну вот, первый укол в вену уже вкололи. Если я правильно поняла, то их всего пять, если колоть будут утром и вечером, значит, отколют уже за среду-четверг... Нет, интересно, если на пятницу назначений не останется, вообще... короче, может, выпишут и в пятницу, если правильная шлея попадет под правильную задницу.
Питке скажи, пускай с бегонии в банке и с косточки авокадо поснимает уже колпаки. (!!!)
Туалетной бумаги не будет принципиально?
Из еды у меня уже всего хватает — целый склад. Ем я мало — ты не забывай, они говорят, что у меня лишний вес. Да и не хочется.
Мне поменяли врача. Теперь моего врача зовут Гаяне Артовазовна.
Хочешь — завтра-послезавтра не приезжай, а в субботу сразу меня заберешь?
Комментарий от автора, почти год спустя: На сохранении я лежала в роддоме при больнице № 8.
Мусор из палат выносят через 2 дня на третий, вентиляции нет, в ванной и туалете — тараканы, с бельем — очень сложно. Я, очень страдая от грязи, постоянно вокруг себя все терла мокрыми салфетками, а, приходя после укола, приносила вату в спирту, которой меня дезинфицировали, и что-нибудь ей оттирала. Несмотря на все эти манипуляции, постоянно находилась «под впечатлением» и есть не могла.
Врачи — превыше всяких похвал, лучше я не видела, а уж мне было с чем сравнивать.
Зато совершенно хамский младший медицинский персонал и всякие сестры-хозяйки, буфетчицы и проч. (По поводу персонала позволю себе описать маленький эпизод. Меня выписали спустя 12 дней, и я в халате и с двумя пакетами вещей, «необходимых для выживания», спускаюсь вниз в сопровождении кряжистой тетеньки-персонала — у меня 32 недели и угроза преждевременных родов. Пройдя лабиринт коридоров бодрым шагом, она подводит меня к комнате, смежной с помещением, где меня ждут родственники и там заботливо забирает у меня из рук оба кулька и трогательно медленно выносит их за мной следом... Вот вам и отношение)
Роды (несколько недель спустя, 5 июня 2000 г.)
Комментарий от автора, почти год спустя: Рожала я в роддоме № 11.
Роддом выбрала сознательно, т.к. «мириться лучше со знакомым злом» — десять с половиной лет назад (ужас!) в этом же роддоме я родила свою первую дочь, Татьяну. За десять лет мало что изменилось. Чисто. Вентиляция-палата-ванна-туалет. В предродовом отделении всех «бесплатников» кормят в общей столовой. Зрелище душераздирающее: маленькое помещение — основательные стулики и столики, как из сказки про трех медведей — за 15 минут до кормежки собирается толпа девушек гомерических пропорций с голодными взглядами, чинно рассаживаются и ждут.
Привезли меня в ночь с пятницы на субботу (мы из своего близкого, но неудобного Подмосковья добирались до роддома на электричке со схватками), в роддом попали точно к полуночи. Две девушки в приемном долго спорили, будут ли они меня принимать и жив ли у меня еще ребенок (!), которого они никак не могли услышать. Приняли-таки, отправили в родблок, начали уговаривать поспать и собраться с силами — «У нас ночью рожать не принято», Потом, ближе к утру, сделали укол и отправили в предродовое. Там сделали общий анализ мочи и сообщили, что у меня эритроциты и белок, и меня нужно лечить... Назначили суточный анализ мочи и послали искать под него свободную трехлитровую банку... Причем никто и слушать не хотел, что анализ, собственно, потому с эритроцитами, что я вот-вот рожу. В знак протеста пришлось родить.
Записка последняя
Пишу прям по-свежему, «неостывшей рукой». Собственно, началось все в половину двенадцатого, кода лежать стало весьма неуютно, а временами уже и невозможно. Потихонечку выползла в коридор — походить. Тут же была застукана и весьма строго спрошена, а какого я, собственно, расхаживаю? Само собой, скажи я, как есть, меня тут же бы «успокоили» укольчиком и отправили спать, так что я сделала легкомысленный вид и сказала, что вот просто мне не спится и поплелась назад. Спустя какое-то время, контрабандой, как шпион, по коридору проскользнула в такую дверку с зеленой надписью «Выход», а там такой аппендицит на два грузовых лифта, ну и я давай там прогуливаться.
И так до трех часов. Потом, обнаглев окончательно, вышла ходить в коридор, благо, дежурившая тетенька давно крепко и безнадежно спала. Мимо нее я проходила сорок минут, терзаемая приступами гуманизма — вот человек спит, а я тут среди ночи... Ровно без двадцати четыре с гуманизмом было покончено и я ее осторожно потрясла. Она подскочила, проснулась и в ту же секунду совершенно здраво спросила: «Что надо?» Я ей спокойно так объясняю, что у меня схватки и, возможно, я рожаю. Тетенька тут же успокоилась и попыталась со мной «разойтись по-хорошему». «Ну что ты придумываешь? Ну какие у тебя схватки? Вот ты стоишь, нормально разговариваешь...» То есть, скажем, в принципе она могла допустить, что во время дежурства ее могут разбудить со схватками, но в ее понимании этот человек должен лежать у себя в палате, орать благим матом, а все перебуженные соседки, выпучив глаза и животы, должны прибежать к ней и сообщить... Вот это — схватки. «Иди, — говорит, — ложись спать, а утром будет обход, придет врач, с ней и „разбирайся“». Тут я окончательно «распоясалась» и сказала, что врач мне нужен сейчас, а до утра я могу и не дождаться. Она посмотрела на меня недобро, и стала набирать номер дежурного врача. Извиняющимся голосом: «У меня тут женщина... говорит, схватки... говорит, вторые роды...» Врач пришел через полчаса злой и полный сарказма: «Схватки? И, конечно, сильные?» — «УГУ». — «И частые?» — «УГУ». Посмотрел. Молча ушел. Ошалевшей тетеньке с поста сказал: «Можете опускать в родблок». Мне не сказал ничего. Тетенька послала собирать вещи, снимать белье. Короче, на все это ушло с 3.40 до 5.00
Комментарий от автора, почти год спустя: В палате родблока первое, что бросается в глаза — затейливо-колючая люстра Чижевского на потолке. Сразу сказала себе: «Кричать не буду, а то напугаю мелкого.» Уложили, устроили, ушли. На стене над дверью — большие казенные часы (из серии «в десять под часами») Заходят через 10 минут, что-то колют, ничего не объясняя и даже не подразумевая для меня возможности выбора, уходят снова. Заходят через полчаса. Снова колют, уходят. Смотрят ровно и равнодушно, как на производственный процесс (можно обхохотаться, если сравнивать с сериалом «Скорая помощь»).
В моей палате никого больше нет, но слышу, что вокруг кипит жизнь, как на вокзале, истошно орут рожающие, перекрикивается персонал (потом только узнала, что ночка выдалась горячая: семь родов, из них одна двойня, два кесарева и одна отслойка плаценты) Полежала, вспомнила своего врача из «Доктор — 2000», Манану Владимировну, она говорила: «У меня селективный слух, когда рожают сразу несколько, я на слух определяю, куда идти». Начала сомневаться, правильную ли тактику я выбрала, решив молчать. Тем более, что молчать уже становилось все труднее. На какое-то время, минут на двадцать, впала в бесконтрольное забытье, и, очнувшись, заметила только, что обливаюсь потом, а стены звенят от крика.
Собрался, наконец, народ, седая тетенька-врач проткнула пузырь и сообщила: «Раскрытие девять баллов, начинаем рожать...» Время было восемь часов утра. И уже через 15 минут, удивленно моргая и потихонечку пробуя голос, меня разглядывает моя дочь. 50 см ростом и 2 980 г. весом.
Молоденькая медсестра что-то колет в вену и радостным тоном сообщает: «Ой, а я вену проткнула!» Я, в тон ей: «Ну и черт с ней!»
Далее: родивших и родившихся во избежание осложнений, положено на два часа оставлять в родблоке. Ребенка, естественно, только показали, хотя декларативно заявляют в Интернете про «прикладывание с первых минут», и эти два часа в маленькой детской каталке с высокими бортами самозабвенно орет предоставленный сам себе ребенок (его уже взвесили, измерили, подписали, и он, как конечный продукт, уже никому здесь, кроме меня, не нужен). Спустя два часа с меня снимают ночнушку родблока, накрывают сверху простыней, как труп (только не с головой), на простыню пристраивают моего ребенка и укатывают в лифт...
Опущу детали нашего дальнейшего пребывания в роддоме. Особого веселья там не было. В итоге выписали нас побыстрее «по блату» — за большую банку дорогого кофе :).
А вот о чем не могу промолчать, так это о самом настоящем вредительстве по отношению к мамам и детям. После родов приносят для ознакомления рекомендации, в которых, помимо прочего, написано, что надо выпивать 2 литра жидкости в сутки, «чтоб молоко пришло». Я что, я ничего с моей политикой «почитал-покивал-сделал по-своему»... а вот мои обе соседки попали. Соседки мне достались обе после кесарева, привезли их уже после меня. Я цежу свой стакан воды два дня и вижу: обеим принесли по огромной канистре воды, и они, как кони на водопое... Ну, я так аккуратно говорю: «Много пить после родов вредно...» Посмотрели они на меня, вид мой их не впечатлил. Итог: когда нас с Дашкой уже выписывали, одна из них, Людмила, сидела на кровати в слезах, а ее грудь лежала у нее на коленях. Я не знаю, как это можно расцедить без общего наркоза, и не представляю, чтобы она после этого захотела сама кормить ребенка.
Теперь, вместе с этим очаровательным существом, гулко пукающим в памперс, хотим несмотря ни на что, сказать огромное спасибо всем:
- Персоналу клиники «Доктор-2000», этим гениально внимательным к нам людям;
- Совершенно посторонним людям, которые всю мою беременность подходили на улице с пожеланиями удачи и словами поддержки;
- Ковалевой Эмилии Александровне — за морально-стоматологическую поддержку :);
- Сотрудникам Национального Депозитарного Центра, в котором я работала, за доброту, внимание и снисходительность;
- Всем врачам, медсестрам, лаборантам — людям, от которых зависело появление на свет маленькой девочки Даши.
0 Комментарии