Стоял тепленький сентябрьский денек, когда я, в сопровождении своих свекров, ехала по многолюдным улицам Москвы в десятый родильный дом, что находится на Азовской улице. Беременной ходить мне оставалось дня три-четыре и, по настоятельным советам своего районного гинеколога, я отправлялась в вышеупомянутое заведение. Спокойствие и веру в то, что все будет хорошо, внушал мне слегка помятый листок больничного направления, который я теребила в своих ладонях.

Слухами земля полнится, и я в течении всего периода беременности усердно собирала эти слухи по знакомым и друзьям, вычисляя наиболее подходящий для себя вариант. И именно десятый нахваливали мне больше всего. Поэтому, когда мой врач предложила мне на выбор несколько «домов счастья», среди которых был и вышеупомянутый, я тут же согласилась именно на него.

В приемном отделении народа оказалось не много — еще пара будущих мам сидели в душном помещении, держась за животы и жалуясь на, не понятно по каким причинам, тянущих время врачей. Они оказались правы; просидев без малого три часа, я, наконец-то услышала свою фамилию и, по-утиному ковыляя, просеменила к медсестре, оформлявшей документы.

Меня раздели, осмотрели, записали. Первое, что мне не понравилось (прошу прощения за такие личные подробности) — так это бритье. Опуская описание самого механизма, я скажу лишь, что меня, естественно, поранили, так как сия процедура проводится «насухую», и кровь после нее текла не слабо. Дальше — еще лучше, мне выдали халат, но если бы Вы его видели! При моих не маленьких габаритах, да еще с пузиком, этот застиранный халатик с поблекшими цветочками и одной пуговицей вместо пяти, налезал мне только на плечи, оставляя все остальные части моего тела неприкрытыми. А на дворе, я Вам скажу, был далеко не май месяц. На мою скромную просьбу выдать мне что-нибудь попрочнее, а главное потеплее, медсестра отмахнулась, сказав, что поменяют на этаже, если, конечно, будет, на что менять.

Поселили меня в уютной пятиместной палате, правда, рассчитанной явно на четверых, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Народ подобрался общительный; скучными длинными вечерами мы долго болтали, перемывая кости всем, кому только можно. Наша рискованная попытка наладить в палате ежевечернюю игру в подкидного дурака с треском провалилась, причем последовавшее за этим наказание было, на наш взгляд, достаточно суровым — строгий выговор от нашего врача и изъятие у нас игральной колоды. Зато вместо нее нам принесли обрезанную пластиковую бутылку.

Дело в том, что в нашей палате начала протекать раковина, вернее не сама раковина, а водопроводная труба, прикрепленная к ней. Но сколько мы ни жаловались дежурным и уборщицам, все, чего мы добились, так это вышеупомянутого обрезка пластика, подставленного под протекающую трубу, для того, что бы вода не растеклась под койки. И мы, засыпая каждый вечер, слушали мелодичное перестукивание капель о стенки пластиковой тары, что ужасно действовало на нервы. Мне начинало здесь не нравиться. «Масло в огонь» подливало еще и то, что про меня стали частенько забывать. Все сдают анализы, а я — нет. Потом выясняется: «Ах, простите, мы про Вас забыли». И так было не один раз; то позвать забудут, то вообще в списки не внесут. Всей палате ЭКГ сделали почти сразу после поступления, а меня туда отправили, когда уже схватки начались! Как-то безответственно, Вы не находите?

А вот кормили там хорошо. (Понятие «хорошо» растяжимое, но, для сравнения, я расскажу Вам, как кормят в пятнадцатом роддоме, что на Шарикоподшипниковской улице, где мне «посчастливилось» лежать на сохранении. Такой «диеты» как там, у меня не было никогда, чуть ребенка не уморила. Подошла как-то раз, ради интереса, к меню и читаю: полдник — фрукты. А сбоку маленькая приписка: «если есть на складе». Как Вы сами понимаете, за ту неделю, что я там пролежала, фрукты на складе так ни разу и не появились. А дело было в самый разгар летнего сезона, когда фруктов было уже полно и по вполне доступным ценам. А если бы Вы видели эти кошачьи порции — столовая ложка какой-нибудь бурды, размазанная, для вида, по всей тарелке! Ну как в таких условиях я смогу дать своей стране полноценного здорового ребенка?)

Так что, по сравнению с пятнадцатым, в десятом кормили очень даже прилично, но без передач все равно плоховато. А постольку, поскольку в роддомах существуют некоторые ограничения на передаваемые продукты, мой муж умудрялся «обходить посты» — «чирик» на лапу какой-нибудь уборщице, и Ваша посылка тотчас будет доставлена в нужную палату. Очень удобно, хотя и нелегально.

Мои попытки поднимать авоськи с передачами из окна по веревке закончились неудачей, во время утреннего обхода врачом веревка была обнаружена и отправлена к уже изъятой игральной колоде. (Кстати, карты мне потом удалось вернуть, заплатив все тому же врачу шоколадкой, а вот веревку врач мне наотрез отдавать отказалась, мотивируя это тем, что она уже используется по прямому назначению. Но мне кажется, эти слова было прямой попыткой выманить у меня вторую шоколадку, коей, к сожалению, у меня не имелось).

28 сентября с раннего утра у меня начались схватки. Я орала, как резанная! Говорят, у каждого человека есть свой предел терпимости. Не знаю, как у кого, а у меня этого предела, по-видимому, вообще нет. Накололи меня стимуляторами и спустили в родильное отделение. Это, наверное, самое страшное место, какое только может быть в больницах. Ведь роды, по сути, та же операция. Но если все остальные операции делают под наркозом, то здесь ТВОЕ ТЕЛО РВЕТСЯ НА ЖИВУЮ! Вы только представьте, какой крик стоит в родильном отделении. И вдруг, посреди этого ужаса, я слышу спокойное, размеренное храпение, причем такое сильное, что заглушает крики рожениц. Прохожу по коридору и вижу в одной из палат, мирно пристроившись на больничной койке и, поджав колени, спит какая-то бабуля, своим безмятежным храпом заглушя все вокруг. Вы даже не представляете себе, на сколько поразил меня этот цинизм! А где-то рядом работал телевизор, по которому транслировалась, кажется, n-ная серия какого-то сериала. И тут я услышала голоса молоденьких медсестричек: «Блин, как же они орут!» — после чего звук у телевизора резко увеличился. Честное слово, так и хотелось подойти и с поклоном ответить: «Вы уж извините нас, за то, что мешаем...»

Прошла я в смотровую. Только врач начал меня смотреть, у меня, как назло, началась очередная схватка. Да еще какая! Ну, как Вы думаете, естественно, очень больно, вот я, не выдержав, и заорала. И тут же пожалела об этом, потому что такие слова я меньше всего ожидала услышать. Вместо сочувствия и слов поддержки меня сначала «опустили», а потом еще добавили: «Чего орешь! Значит трах...ся тебе было приятно, а рожать, что, я за тебя буду!» Эта фраза меня убила. Где он, добрый доктор Айболит? Почему доброта и понимание бывают только в сказках, которые назойливые родители упрямо вдалбливают в детстве нам в головы? Если не хватает слов доброты, так лучше вообще молчать, чем говорить всякие гадости, да еще во время родов, когда у меня и так было ощущение, что мы с моим малышом стоим на грани жизни и смерти.

Что было дальше, помню плохо...

...Очнулась. Надо мной белый больничный потолок, пружинчатая кровать прогибается почти до самого пола и ужасно скрипит, копающийся под соседней койкой таракан вызывает дикое отвращение и тошноту, кошмарно болят швы (кстати, как потом выяснится меня еще и криво зашили), и ужасное ощущение пустоты, там, под сердцем... Господи, да я же родила! Мой маленький комочек сейчас где-то там, вне меня. Сам дышит, сам живет, все сам! Боль, страх, какой-то неописуемый восторг — все во мне перемешалось, очень захотелось плакать, прижаться к любимому мужу и рассказать, как мне было больно и страшно, и как я все вынесла, подарив ему сына.

Я протянула руку к тумбочке и только тут вспомнила, что мой «сотовый» остался у девчонок в дородовом отделении. Эта невозможность позвонить мужу, эта беспомощность только подхлестнули меня, и я, еле поднявшись с кровати, и, сунув ноги в тапочки, пошла отыскивать свой телефон. Дошла. Встретила девчонок, рассказала, как все прошло.

Вдруг слышу, в коридоре какая-то возня и крики — ищут кого-то. Дверь в палату с грохотом распахивается, к нам влетает, разъяренная как фурия, медсестра и в прямом смысле слова, хватает меня за шкирку. Я получаю от нее боксерский удар в спину и вылетаю вон из палаты, прижав к груди вожделенный телефон. Как не упала, я не знаю.

Под истошные крики все той же медсестры, я проковыляла в свою новую палату, и только тут узнала, отчего это все так разволновались. Оказывается, ко мне пришла лаборантка взять у меня кровь на анализ. Выслушав про себя все «хорошее» еще и от нее, я заплакала. Ну я же не знала про этот анализ, чего на меня орать-то! Ну как же вам не понять — я РОДИЛА, у меня МАЛЫШ, которого я любила больше всех на свете еще когда он был размером с рисовое зернышко и бултыхался у меня в животе. Как можно «покрывать» женщину за то, что ей хочется орать на весь мир: «Я мама!» Как же можно ее ругать, когда она просто хотела услышать в такие нелегкие для себя минуты голос любимого человека, своего мужа, отца ее ребенка? Эта черствость мне не понятна...

На второй день нашего пребывания в послеродовой палате, во время ежедневного утреннего обхода педиатра, мне сообщили новость, от которой, честно говорю, я чуть с ума не сошла.

С утра, когда моего малыша принесли мне на первое кормление, я обратила внимание на сильное покраснение его кожицы. И конечно же я, при первом удобном случае, спросила об этом врача. Та мне ответила, что мой ребенок проходит курс кварцевания, так как у него обнаружена «детская желтушка». Я тут же насторожилась и, естественно, следующий мой вопрос был о возможных последствиях, на что врач, ехидно глянув в мою сторону и, приподняв круглые очки, ответила, что я родила дурачка, умственно отсталого ребенка! «А, что, — говорит, — Вы на меня, мамочка, так смотрите? Вы что, не знали, кого рожали?»

Вы представляете себе, что тут со мной началось? Я за целый день сожрала валерьянки больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я подняла «на уши» всю свою родню, билась в истерике, не находила себе места. И только к вечеру, все разузнавшая свекровь, успокоила меня, сказав, что эта «желтушка» бывает у каждого пятого ребенка, что умственно отсталым он мог стать лишь пару веков назад, когда еще не были придуманы кварцевые лампы, и что бы я не обращала внимание на всяких, не очень далеких, людей. Что, в общем-то, я после этого случая, и стала стараться делать.

Наконец-то пришел долгожданный день выписки. Я пулей вылетела из роддома; вещи собирала, как на пожар, ни секунды не хотелось мне больше находится в этом «нехорошем» месте.

Выписать-то меня выписали, а вот вылечили ли они меня?

Проходит неделя — живот болит, не могу ни сидеть, ни ходить. Делать нечего, отправилась я в свою районную поликлинику, к той самой врачихе, что выписала мне направление в этот злополучный роддом. Та меня посмотрела, сделала УЗИ, взяв при этом 180 рублей за срочность, и поставила диагноз — воспаление матки. Зная, что я кормлю грудью, прописала уколы — антибиотики, сказав при этом, что ребенку это не повредит.

...Через два дня пришлось вызвать к малышу врача. Педиатр как увидела мои лекарства-ампулы!.. Больше я ребенка не кормила.

Уколы колола исправно. Лечение прошла, а живот как болел, так и болит, и никакие инъекции мне не помогают. Плюнула я на всю нашу бесплатную медицину и поехала в платную поликлинику. Когда меня там обследовали, у гинеколога глаза на лоб полезли. У меня в матке остался здоровенный кусок плаценты, который за эти две недели после родов уже, мягко говоря, подпортился. Вот вам и причина боли, и причина воспаления. Еще немного — и заражение крови, а там и муж мог вдовцом остаться. И ведь никто из «бесплатных» врачей этого не обнаружил. Никому дела нет, всем плевать. Весело мы живем? Еще как! Когда из роддома выписывают, неужели сложно УЗИ делать, для контроля. А в районной поликлинике? Это же надо, врач сидит, делает УЗИ, смотрит в монитор и ничего не видит. (Гляжу в книгу — вижу фигу, так, что ли, получается?) Что же у нас за медицина такая! На трех врачей только один специалист, и тот платный.

Из всей этой истории я вынесла одну мораль: богатый врач — здоровый пациент. Еще до родов мне кто-то сказал: «Роддом — это самое яркое впечатление в жизни женщины. Это контейнер из мяса и крови». И это оказалось правда.